а если на двадцать девять двадцать десять, то всё равно больно, а я считаю

а мне даже дружбан поженится предложил а я сказала не хочу и женой меня не называй и давай я на тебя смотреть больше не буду я не хочу
днем он спал у меня на коленках и живот обнимал и руки гладил а вечером предложил пожениться
лучше бы покормил

хочу теперь читать книжечки чтобы они чего-то там говорили мне мне друзья говорят чтобы поела и пальцами так не дергала а я хочу чтобы в голове все наоборот стало перевернулось красиво и чтобы такой клад и жилось хорошо и чтобы считать до пятидесяти больно не было и мальчики чтобы мои любили и я их тоже
чем больше больнее тем лучше хорошо тем лучше меньше больше красивее и даже лампы на потолке поворачиваются и смотрят испытующе
мне друзья говорят чего-то а я на них аж смотреть не могу потому что тошно потому что не хочу и линзы их показывать не желают как будто знают что не хочу воздух расходится и я моргаю чтобы сошелся обратно пусто пусто пусто препусто привет смотри в глаза не хочю не буду
ребра и позвонки ноги а считать больно коты жалеют и не едят
я хочу, чтобы хорошо и не больно считать

ты продолжаешь улыбаться, как дураки, отзванивая родным и близким с дежурной фразой о том, что всё океаны, ведь по телевизору же сказали, что блять, в страданиях формируется личность.

«Когда я хожу, то очень сурово шевелю руками, потому что если не будет этого движения, совсем противно, как бы незачем жить. Кругом люди и люди. А тут все-таки свое шевеление. »